Как спасала бойцов во время великой отечественной медсестра савченко - российская газета

Лидия Савченко добровольцем ушла на фронт в 1941-м, долгое время была медицинской сестрой 85-й стрелковой Павловско-Пушкинской Краснознаменной дивизии, защищавшей Пулковские высоты. Автору

этих строк довелось поговорить с Лидией Филипповной незадолго до ее ухода из жизни, она тогда приехала в НИИ гематологии и трансфузиологии. Лидия Филипповна тяжело болела много лет, и

переливание крови было единственным шансом продлить жизнь. Таковы зигзаги судьбы: в годы войны она сама сдавала здесь кровь для спасения раненых. 32 раза она была донором для прямого

переливания крови. ЛИДИЯ ФИЛИППОВНА, С КАКОГО ГОДА ВЫ СТАЛИ ДОНОРОМ? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: С 1942-го. Наша часть под Пулковскими высотами стояла, и нас, медсестер, посылали за кровью для раненых.

Как раз сюда, в Институт гематологии. Порой пешком приходилось ходить из Пулково, ящики с кровью несли на руках. Если обстрел - закрываешь ящик своим телом, чтобы осколками не повредило

банки с кровью. Кровь ту ждали в медсанбате: каждый день к нам поступало 400-500 раненых. Придем мы с девчатами за кровью и обязательно сами сдадим. Сдавали в подвале. Буржуйки там были, и

около них доноры грелись. Изможденные блокадники тоже сюда приходили, чтобы сдать кровь. За это полагались кусок хлеба и крошечная порция масла. Ну как мы, молодые, все-таки более крепкие,

могли остаться в стороне? ВЫ СКАЗАЛИ, ЧТО СОБОЙ ЗАКРЫВАЛИ ЯЩИКИ С КРОВЬЮ. ЗА ЧУЖУЮ КРОВЬ БОЯЛИСЬ, А ЗА СОБСТВЕННУЮ ЖИЗНЬ? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: Когда кто-то, даже из фронтовиков, говорит, что на

войне не так страшно, не верьте. Страшно. Помню, когда первый раз оказалась в бою, то не могла оторваться от земли. Казалось, что все поле кричит: "Сестра, помоги!" А на самом деле

кричали два человека. Надо было перебороть страх, подняться, перевязать раненых. И я поднялась. Потом попривыкла, научилась по звуку определять, долетит снаряд или нет. У меня в войну погиб

брат, а в блокаду от голода умерли мать, отец, сестра. Пришла как-то из Пулково, а они все мертвые в квартире лежат. Сама свезла их в больницу имени Коняшина Ну а меня судьба сберегла, хоть

я и была трижды ранена. ВЫ ПОСТИГАЛИ АЗЫ МЕДИЦИНЫ УЖЕ НА ФРОНТЕ? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: Нет, еще до войны окончила школу медицинских сестер. Это дополнительно, вообще-то я с 1937 года на

"Скороходе" работала, в цехе детской обуви сапожки шила. Как раз 22 июня наша санитарная дружина со "Скорохода" (я в ней главная была) готовилась к соревнованиям

сандружин в Баболовском парке Пушкина. Я учила, как ползать по-пластунски, как "раненых" на носилки класть. Весело все было. И вдруг к нам одна из девчонок фабричных подбегает:

"Война! Война с немцами!" Ну, мы быстро на поезд и на фабрику, к секретарю комитета комсомола, требуем, чтобы отправили всей сандружиной на фронт. Отправили. А вернулись с фронта

только две из двадцати девяти - я и моя подруга Агния Хаблова. Оказались мы в дивизии народного ополчения Московского района. Месяцев семь пробыла на передовой, раненых с поля боя

вытаскивала. Потом, когда саму ранило, попала в медсанбат, да так там и осталась операционной сестрой (Лидия Савченко ассистировала и на уникальной операции, когда из тела раненого бойца

пришлось извлекать неразорвавшуюся мину. - РЕД.) ПУЛИ НЕ ОБОШЛИ ВАС СТОРОНОЙ? ЛИЛИЯ САВЧЕНКО: Первый раз ранило в ногу, когда раненого перевязывала. Ничего, зажило. Второй раз - в живот.

Тоже вроде обошлось, только шрам остался. А вот третий раз оказался самым тяжелым. Я тогда уже операционной сестрой была. Нагрузка невероятная: по несколько суток не спала, все подавала

хирургические инструменты - на пять-шесть операционных столов сразу. И при свете коптилки операции не прекращались. В тот час я стояла у операционного стола. А бомба угодила в медсанбат.

Прямое попадание. Меня ранило и подбросило на елку. Висела на ели вниз головой, пока проезжающие мимо танкисты меня не сняли с дерева. От того удара в дальнейшем образовалась опухоль на

позвоночнике. СКОЛЬКО РАНЕНЫХ ВЫ ВЫНЕСЛИ С ПОЛЯ БОЯ? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: Любимый вопрос школьников. Но я не могу ответить, не знаю. Я ж зарубки на сапоге не ставила. Скажу лишь: ни я, ни Агния

ни одного раненого после атаки на поле не оставили. Подползешь, перебинтуешь, оттащишь солдата (обязательно с его оружием) в безопасное место - и к следующему. На лица бойцов некогда было

глянуть. Вот так Агния вытащила родного брата, не зная, кто это. А когда пришла в медсанбат, ей говорят, что брат в тяжелом состоянии. Она удивилась: "Как? Разве его ранило?". Я

только об одном бое могу сказать: вынесла 37 раненых. Оттащила всех в укромное место (это уже в Латвии было, возле станции Саллус), а машины из медсанбата за ними все не приходят и не

приходят. А раненые передо мной - тридцать семь. Хоть сто раз пересчитывай. ВЫ ПРОВОДИТЕ В ШКОЛАХ УРОКИ МУЖЕСТВА. РЕБЯТА СПРАШИВАЮТ О ТОМ, КАКИЕ ПОДВИГИ ВЫ СОВЕРШИЛИ. ЧТО ВЫ ИМ ОТВЕЧАЕТЕ?

ЛИДИЯ САВЧЕНКО: Теряюсь перед таким вопросом. Какие подвиги? На амбразуру не бросалась, самолеты не сбивала, танки не взрывала. Я просто работала медсестрой. А можно ли считать за подвиг

пятисуточные дежурства у операционного стола? Не знаю. Или вот, к примеру, события 13 июля, в самом начале войны, - будут подвигом или нет? Наша дивизия народного ополчения прибыла на

станцию Веймарн Волосовского района. Смотрим: станция разбита, горят вагоны с ранеными. А рядом на путях - цистерны с горючим. Мы, три девчонки, в новеньком обмундировании, еще и присяги не

принявшие, бросились к вагонам. Вытащили 96 раненых. Нас никто туда не посылал. Более того - нам потом влепили пять суток нарядов за самовольный уход "с места дислокации" и порчу

обмундирования. Форма-то новенькая обгорела. Так-то. Второй любимый вопрос: "А сколько немцев вы лично в войну убили?" Нисколько. Мое оружие - бинты. На фронте приходилось

бинтовать не только своих раненых, но и немцев, взятых в плен. Помню, как под Копорьем наши оборону держали и сбили немецкий самолет. Летчик успел выпрыгнуть и приземлиться, тяжело раненный,

в трехстах метрах от медсанбата. Мы же его и выхаживали. Он потом спросил на ломаном русском: "Откуда у ваших Иванов столько силы?" А жестокость со стороны фашистов была

потрясающая. Например, под Псковом, когда мы начали наступать, убегавшие враги не успели скрыть содеянное, и мы обнаружили огромные не засыпанные ямы, в которых находилось около шестисот

расстрелянных советских людей: стариков, женщин, детей. Половина из них - еще живые. Многих тогда удалось спасти. Помню, как немецкие самолеты гонялись за каждой жертвой. По дорогам шли

беженцы: их хладнокровно расстреливали немецкие асы. Никогда не забуду ребенка, которого доставили в медсанбат с дороги, - без обеих ручек, без ножки. Ему было всего годика три, он не

понимал, что калека, что мать убита. Его выходили. ПРАВДА, ЧТО КОШКА НА ФРОНТЕ СПАСЛА ВАМ ЖИЗНЬ? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: Правда. Кошку мне подарил тогда брат. И вот эту кошку у меня на руках убило.

Я осталась целая и невредимая, а кошка погибла. Вторую кошку, вернее - кота Пуха - взяла в мирное время. Прожил он 28 лет! Любил только меня, других людей не признавал. Из-за него не могла в

санаторий поехать: у чужих людей он забивался в угол, отказывался есть. КАКУЮ БЫ ПРОФЕССИЮ ВЫБРАЛИ, ЕСЛИ БЫ ВАМ ПРЕДЛОЖИЛИ ПРОЖИТЬ ЖИЗНЬ ЗАНОВО? ЛИДИЯ САВЧЕНКО: И снова - операционной

сестры. Это профессия, в которой реально видишь результаты своей работы. Знаешь, что приносишь пользу людям. Кто-то пожмет плечами: подумаешь, медсестра. Нет! Какой бы высокой квалификацией

ни обладал хирург, без медсестры ничего не выйдет. Она помогает при операциях, ухаживает за больными в палате. Хирург сделал назначение - и ушел. Медсестра - осталась. И знаете, лучше всех

наград простые слова: "Спасибо, сестрица!" СПРАВКА "РГ" В 1912 ГОДУ МЕЖДУНАРОДНЫЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ УЧРЕДИЛ МЕДАЛЬ ИМЕНИ АНГЛИЙСКОЙ МЕДСЕСТРЫ ФЛОРЕНС НАЙТИНГЕЙЛ. В КРЫМСКУЮ

ВОЙНУ 1853-1856 ГОДОВ ОНА СТАЛА РУКОВОДИТЕЛЕМ И ОРГАНИЗАТОРОМ ПЕРВЫХ ОТРЯДОВ САНИТАРОК. МЕДАЛЬЮ НАГРАЖДАЮТ МЕДСЕСТЕР, ОСОБО ОТЛИЧИВШИХСЯ НА ПОЛЕ БОЯ, А В МИРНОЕ ВРЕМЯ - ЗА ОКАЗАНИЕ ПОМОЩИ

ПРИ СТИХИЙНЫХ БЕДСТВИЯХ.